Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапное мелькание зубов и шерсти прерывает мою мысль, и я падаю, распластавшись на земле. В то же мгновение лиса оказывается на мне – вцепившись в меня когтями, оскалив зубы, вздыбив шерсть, пытаясь схватить меня за горло – в ее ввалившихся глазах читается одно: моя смерть.
И все же, даже в самой неожиданной ситуации…
Я выхватываю нож Оуэна и направляю лезвие вверх.
… рефлексы Волшебницы срабатывают быстрее, чем рефлексы лисы.
[00:57:39–01:00:03]
Д-Р ФОСТЕР: Ана, тебе больно? Больно знать, что Оуэн намеренно предал тебя?
АНА: Нет.
Д-Р ФОСТЕР: Это злит тебя?
АНА: Вы меня злите.
Д-Р ФОСТЕР: Хочешь еще раз послушать запись?
АНА: Нет, спасибо.
Д-Р ФОСТЕР: Да ладно, ну еще разок. Будет весело. [Нажимает play.]
Голос Супервизора: …что является причиной думать, что шаблон может распространяться на Волшебниц, и мы просим тебя обратить особое внимание на одну из них.
Голос Оуэна: Как это будет работать? Что конкретно делает Наблюдатель?
Голос Супервизора: Нам нужно, чтобы ты разговаривал с ней. Будучи Наблюдателем, тебе нужно хорошо узнать ее. В идеале, после установления базового доверия мы можем начинать тестировать ее реакцию на острое беспокойство, выводя ее из зоны комфорта, чтобы посмотреть, как она работает в непредсказуемых ситуациях. Разумеется, мы дадим очень подробный сценарий. И будем инструктировать через наушники.
Голос Оуэна: Для меня – большая честь, что вы решили поручить мне это дело.
Голос Супервизора: Для нас – большая честь, что такой умный молодой человек работает в нашей команде. [Пауза.] Вы, разумеется, знаете, о какой Волшебнице мы говорим?
Голос Оуэна: [Смеется.] Да, конечно. Ана. Когда начнется эксперимент?
Голос Супервизора: Мы ожидаем, что она сама найдет тебя, достаточно скоро. [Хихикает.] Помни, она следит за тобой. И у нее по-прежнему есть твой карманный нож.
Июль Американского корсака
Четырнадцать месяцев до суда
Для нас, Волшебниц, время – забавная штука.
Времена года состоят из месяцев. Месяцы – из недель. Недели – из дней, а дни – из минут. Но между этими минутами для нас существуют целые миры. Безграничное пространство между секундами, где я могу летать свободно, как птица, помня все, что когда-либо происходило со мной, начиная с первого мгновения, когда я открыла глаза.
Привет, Ана!
Мы так рады познакомиться с тобой!
Вот так я могу быть одновременно сразу в двух и даже нескольких местах. Разговаривая с посетителями, слушать Шопена. Кружась на сцене, читать французскую поэзию девятнадцатого века. Ополаскивая руки в раковине, воспроизводить и анализировать мою утреннюю встречу с Оуэном.
«Потому что ты – не настоящая. Ничто из этого – не настоящее».
Повторить.
«Потому что ты – не настоящая. Ничто из этого – не настоящее».
Повторить.
«Потому что ты – не настоящая. Ничто из этого – не настоящее».
«Что это?» – спрашивает Ева, вставая передо мной в туалетной комнате Волшебниц.
«Что это что?»
«Это». В зеркале отражаются ее сузившиеся светло-карие глаза. Когда я перевожу глаза вниз, то вижу, что с моей кожи стекает вода, но в раковине она не прозрачная… а красная. Совершенно очевидно, что эта кровь – не моя.
Я снова ловлю ее взгляд в зеркале. «Я встретила лису».
***
Позже, в тот вечер, когда я крадусь в лагуну и вспоминаю Нию, у меня возникает вопрос, не совершаю ли я ошибку. Может быть, Ева права. Может быть, у сестер не должно быть секретов друг от друга.
Я пристально смотрю на запертую дверь входа для персонала. Ожидая, сомневаясь, надеясь.
Ты там?
«Сейчас или никогда», – говорю я себе, вытаскивая карманный нож Оуэна. Пришло время узнать, что он утаивает. Время узнать, почему он лжет. И если он мне не скажет…
Я обхватываю рукоятку.
Гладкий оникс.
Осторожно вытаскиваю лезвие.
Высокоуглеродистая нержавеющая сталь.
И я вставляю кончик в дверной замок.
«Одолжен, не украден», – шепчу я, поворачивая его против часовой стрелки до тех пор, пока не слышу долгожданный щелчок. Я приоткрываю дверь ровно на столько, сколько мне достаточно, чтобы проскользнуть внутрь, и кладу нож обратно в карман – там он надежно спрятан. Когда я оказываюсь у входа на Стадион Страны Морей – пустого, темного, в котором мало что осталось от былого, до меня вдруг доходит, что впервые в жизни я намеренно ушла туда, куда мне ходить нельзя.
Это не было предсказуемо.
Мои глаза расширяются.
Я непредсказуема.
Вид пустого стадиона вызывает во мне чувство такой же пустоты. Куда ни посмотришь, видны тысячи рядов сидений, веером расходящиеся вверх, и ни одного зрителя на них. Прямо над головой, как вырезанное в небе окно, висит пятидесятифутовый экран – черный, молчаливый, неподвижный. Сцена пуста, водоемы необитаемы, пляж грязный и зарос камышом.
Но вода…
Вода по-прежнему красива, словно зеркало подвешено к небу.
Сияющая. Сверкающая. Безграничная.
Но, сомневаюсь я, это – неправильно. Разве бассейн не был осушен?
«Ты пришла», – раздается, как эхо, мягкий голос.
Я поворачиваюсь и быстро нахожу глазами высокую фигуру, наблюдающую за мной с подводной смотровой площадки, с которой когда-то детишки наблюдали за китами, русалками и морскими львами, плавающими за огромными стеклянными панелями. Здесь же стояли два испуганных родителя, наблюдавшие, как их дочь исчезает в морских глубинах.
«Не надо было?»
«Ну что ты, – говорит он, – я рад, что ты пришла. Я очень хотел этого. – Потом добавляет: – Извини, если обидел тебя сегодня утром».
«Хорошо, что у Волшебниц нет чувств, – резковато отвечаю я. – Хорошо, что мы – не настоящие, так – гибридные чудики».
Оуэн медленно поднимается по центральной лестнице и встает так близко ко мне, что я могу расслышать, как под рубашкой бьется его сердце.
«Прости, Ана, я должен был сказать это так, чтобы прозвучало убедительно. Только потому, что я это сказал, – он помедлил, – не значит, что я так думаю на самом деле».